Бунт Афродиты. Nunquam - Страница 16

...

Алкивнад,

Алкивиад!

Если чувствуешь её подъём и спад,

Как у Плеяд, то будь готов

Судьбу принять.

„От давнего партнёра трудно не устать,

Пусть даже он — мудрец Сократ”.

— выписка

Так что старина Вайбарт всё ещё топает по дождём благословенным улицам, просыпается день за днём из-за воробья-фонаря, чтобы ткнуться носом в отвратительную миску с овсянкой. Слушает новости, прежде чем взять ключ и уйти. В подземке вдыхает дин-дон городского говора. У жизни нет острых углов.

— выписка

Недавно мне почти удалось встретиться с Джулианом лицом к лицу — я играл с ним в вашу хитрую игру, просто чтобы подразнить, ничего больше. Я так же довольно долго ждал в его квартире — и конечно же, безрезультатно. Всё было по-вашему. Вот только огромные фотографии Иоланты — они все искромсаны ножницами. Ещё кто-то написал на стене по-гречески: «Αρχειτω βιοξ! Ιω! Ιω!» В первый раз в жизни мне пригодилось моё классическое образование — я понял надпись. Не знаю, почему мне стало так больно. Вот уж не думал, что такой человек способен чувствовать.

— выписка

Я часто вижу Пулли, однако в вопросе Карадок — Крузо новые и двусмысленные подробности повергают нас в сомнения. Так или иначе, Робинзона захватили австралийцы, и он пропал. Им понадобился его остров как испытательный полигон для одной из ваших игрушек, ирония судьбы: для чего-то такого, что Маршан модифицировал и модернизировал. Возможно, здесь не обошлось без Джулиана — или это преувеличение? До чего же мне надоело оглядываться. Во всяком случае, от Робинзона больше ни слуху ни духу. Итак, я прилагаю две коротенькие выписки из обычно спокойного цюрихского «Informateur», которые, вероятно, не пройдут мимо вашего внимания. Можно ли их?.. Aimable yogi cherche nonne enculable vue mariage. Ящик 346 X. И ещё: Пожилому, но всеядному брюзге срочно нужна юная плоть. Ящик 450 X.

— выписка

Я подавил изумлённый возглас, однако чем-то, видимо, всё же разбудил её. Она лежала, не открывая глаз, вялая, но проснувшаяся.

— Господи, — произнесла она наконец блаженно и тихо, прижимаясь ко мне своим лёгким тёплым телом и укладываясь таким образом, чтобы между нами не осталось свободного пространства. — Вот и ты поверил в меня.

Лишь наши сонные мысли сливались в любви или хотя бы подтачивали дамбу, так долго стоявшую препоном. Поцелуй.

— Оказывается, Карадок вроде бы жив.

— Конечно.

— Ты знала?

— Я не была уверена, скорее, надеялась на это.

— Надо выяснить.

В своём энтузиазме я забыл об относительности «свободы», которой Нэш столь охотно наделял своих пациентов. Свобода — как же! Когда в сумерках прогуливаешься по берегу озера рука об руку с Б., позади, на приличном расстоянии, следует, сохраняя дистанцию, белая «скорая помощь». Это на случай, если я переутомлюсь. Однажды я решил пошутить и вошёл в кинотеатр, чтобы сразу же выйти в другую дверь, однако меня очень быстро обнаружили. Городишко маленький, улочки короткие. К тому же я действительно устал; более того, у меня нет планов на будущее, я ничего не жду от будущего и никуда не хочу бежать из моего больничного рая. Я — безработный философ. Наверно, Бенедикта прочитала мои мысли, потому что сказала:

— Нет, больше за тобой не будут следить. Давай поищем его, если хочешь. Я знаю, Джулиан тут. Он звонил и назначил нам встречу. Он сам сказал, а ты знаешь, он никогда не врёт.

Итак, мы вместе позавтракали и стали придумывать, как нам вести себя. Трудно сохранять присутствие духа в столь непривычной обстановке — я имею в виду завтрак с одного подноса. (В рыцарские времена муж и жена, рыцарь и дама ели с одной доски, на которой резали хлеб, и он кормил её.) Ладно, я хочу записать всё в точности; я всё ещё никому не доверяю, разве что изредка Бенедикте.

II

Отыскать офисы «Informateur» оказалось делом нетрудным; в старом здании пахло мочой и типографской краской. Редактор — крошечный моллюск в массивных очках. Его немного испугали вырезки, и он отправился смотреть картотеку, чтобы самому убедиться в наличии известных строчек в августовском выпуске. Как странно, как… ненормально. Явно вразрез с хорошим вкусом, есть с чего занервничать.

В любом случае офисы, занимавшиеся рекламой, находились в Женеве, а существующая практика не позволяет им, в Цюрихе, раскрыть мне адрес рекламодателя. В конце концов, дело личное. Придётся писать. Это могло бы привести меня в уныние, но так как весь план в любом случае казался безнадёжно химерическим, не стоило портить себе настроение. Мы послали пару телеграмм, одну от «юной плоти», которую подписала Бенедикта, а другую — от «монахини», которую подписал я, суля все возможные соблазны. Потом немного побродили по улицам, будоража себя видом витрин со всем их богатством и восхищаясь всем подряд.

— Купи что-нибудь, — вдруг попросила Бенедикта. — Мне хочется получить от тебя подарок, что-нибудь маленькое и дешёвое. Пусть даже вульгарное.

Однако я забыл свой бумажник, и, хотя у неё было полно денег, «это не годилось», неважно почему, но не годилось! По некой таинственной причине я вдруг почувствовал себя счастливым. Мне даже показалось, что я вот-вот расплачусь. Она купила мне кофе и булочек с кремом в пустом кафе, где стояли обитые плюшем кресла и почти не было света; неожиданно мне захотелось наконец избавиться от кокона из бинтов, и я размотал его в туалете.

— Отлично, — сказала она. — Отлично. Не печалься, даже если волосы ещё не закрыли шрамы. Мы движемся в правильном направлении.