Бунт Афродиты. Nunquam - Страница 60

— Всё это интересно, Джулиан, — отозвался я, с нежностью поглаживая затылок Бенедикты. — Насколько я понимаю, вы наслаждаетесь чистым экспериментом, то есть экспериментом ради эксперимента.

Он беззвучно хохотнул и почти признал мою правоту.

— Возможно. Но это и есть чёрная дорога. А она не приемлет компромиссов, она требует всего от человека, который идёт по ней; однако это не значит, что на ней надо оставаться всегда, как джокеру в колоде. Можно сойти с неё — но лишь после жестокой схватки с князем тьмы, или как вы там называете Люциферов принцип. Из схватки, естественно, выходишь немыслимо богатым; если сохраняешь разум, то получаешь в своё распоряжение огромное количество приёмов психического воздействия. Не могу сказать, чтобы это пошло кому-нибудь на пользу, в конечном-то счёте… — Он зевнул с грацией кошки, прежде чем закончить монолог. — Завтра мне надо быть за морем. Послушайте, Феликс, вам понятно, зачем мне понадобились долгие беседы с Нэшем? У меня было желание проникнуть как можно глубже в подсознательные мотивы, пробудившие во мне стремление создать нео-Афродиту — такую, которая не может есть, испражняться и любить. Это в терминах её собственных ценностей — а я повторяю фразу, потому что знаю: вы снабдили её памятью о том времени, когда её не было, чтобы она могла выкрутиться из непредвиденных обстоятельств. Вы дали ей абсолютную память, если судить, разумеется, с нашего места во времени. Но, представьте, она свободна, представьте, мир в руках дюжины таких же совершенных моделей — и в спектакле, несомненно, возникнут неожиданные факторы. Например, как они будут относиться к деньгам? Какой город заложат эти существа, чтобы в конце концов стать его символом? А? Стоит подумать. Кстати, каким она увидит счастье, если будет свободной от груза всего того фрейдистского, что делает нас личностями; можно ли в идеале создать для неё роль естественной развращённости, то есть сделать из неё эротоманку, которой, опять же в идеале, не требуется отдых? Нет, нельзя, потому что она бесплодна — вот вам и ответ, правильно? И всё же она совершенна, она прекрасна, как ночь. Феликс… может ли она… может ли новая Иоланта любить! И в какой форме? Полагаю, когда у нас будет Адам, он сумеет разглядеть, что творится в этой бездне. Мне очень хочется посмотреть на неё, познакомиться с ней в нормальном окружении — прошу прощения, вырвалось. Эта женщина свободна, она свободна от прогнившего груза человеческой фиксации на матери. Она не может ни любить, ни ненавидеть. До чего же потрясающей подругой она, не исключено, станет для какого-нибудь мужчины. Она отличает добро от зла? Ну и вопрос — разве люди отличают? Мы сначала действуем, а потом уж думаем. Нет, позвольте мне закончить… Действие, что бы там ни говорили, почти всегда предшествует мысли; когда мы говорим, будто нам нравится или не нравится то или иное действие, это почти всегда результат последующего суждения. Господи, какую же кучу онтологических проблем она сможет поставить… например, сумеет ли она в той же степени понять, что она кукла, в какой вы понимаете, что вы — Феликс? Мы этого не узнаем, пока не спросим у неё самой, так? И даже тогда всего одно прикосновение к клавиатуре может поставить нас перед совершенно непредвиденными фактами. До какой степени будет работать её творческая способность, сможет ли новая Иоланта действовать оригинально, скажем проскользнуть между мнемоническими указателями?

Он принялся ходить взад-вперёд по комнате, распаляясь всё сильнее, поглощённый разговором, в который я не хотел вставить ни слова. Я считал себя механиком, я попросту ждал, когда игрушка даст сбой, чтобы по возможности исправить траекторию, как положено доброму папе-математику. Нет, это не совсем правда; честнее сказать, что, когда имеешь дело с изобретениями, безопаснее делать шаг за шагом и не теряться в абстрактных измышлениях, прежде чем модель заживёт своей жизнью.

— Джулиан, — сказал я, — дайте срок; скоро вы сможете заглянуть к ней на её уютную виллу, попить с ней вместе чаю, поговорить на любую тему, какая только придёт вам в голову; послушать, как она будет играть вам джаз, понежить её, как вам заблагорассудится. Мы обещаем по-настоящему фантастический, по-настоящему волнующий уровень реальности. Я и сам не поверил бы, что наши мастера на фирме в состоянии создать нечто подобное. В самом деле, она так чертовски близка к совершенству, что Маршан предложил соорудить небольшой парк ей подобных — он называет их нашими «любовными машинами»; мы могли бы выпустить эти «машины» на улицы и жить на их аморальные заработки. С точки зрения клиента, они будут неотличимы от живого товара — разве что получше одеты и получше воспитаны. И с точки зрения закона к нам не подступишься. Они же куклы, не более того.

Джулиан улыбнулся и покачал головой.

— Не надо так говорить, — тихо произнёс он. — Кукла наводит на мысли о примитивном пищащем старье с рычагами и кнопками. А у нас нечто изощрённое, современное. Кстати, вы предусмотрели способ контроля, когда она будет сама по себе?

Наступил мой черёд вытянуть затёкшие ноги и переложить голову Бенедикты на подушку.

— Это важно, Джулиан. Когда она будет сама по себе, мы не сможем её остановить, не сможем ничего исправить, не сможем дать задний ход; она будет бесповоротно независимой, как ребёнок, которого шлёпаешь по заднему месту, чтобы он закричал, явившись на этот свет. Иоланта будет по-человечески автономна, неужели вы не поняли? Иначе весь наш эксперимент ни к чёрту не годится; зачем были бы мнемонические сложности, если бы мы могли выключать её каждые десять дней, перезаряжать, проверять — как будто она модель поезда или яхты с дистанционным управлением? Мы об этом не думали. Когда она встанет с больничной койки и уйдёт в мир, вернуть её не удастся! Нам придётся принимать её такой, какой она будет, хорошей и плохой, больной и здоровой, в плохую погоду и хорошую погоду. Но ведь мы исполняли ваше желание, разве не так?